Читать онлайн «Владимир Святой [3-е издание]». Страница 59

Далее рассказ «Речи Философа» прерывается вероятной вставкой. Во всяком случае, вопрос Владимира: «Что ради от жены [Христос] родился, и на древе распят, и водою крестился?» — не мотивирован. Зато подобные вопросы-загадки очень распространены в апокрифической литературе: ветхозаветная история оказывается в них лишь прообразом и иносказанием последующей новозаветной. «Потому, — разгадывает загадки Владимира философ, — что сперва род человеческий через женщину согрешил… — через женщину изгнан был Адам из рая, через женщину же Бог воплотился… а на древе был распят, потому что от древа Адам вкусил… а водою обновился, потому что при Ное навел Бог потоп на землю…»

Но это лишь отступление от логически выстроенного повествования. Философ возвращается к прежнему изложению христианской истории:

«Когда апостолы учили по всему миру веровать Богу, учение их и мы, греки, приняли, и весь мир верует в учение их. Установил Бог и единый день, в который хочет, сойдя с небес, судить живых и мертвых и воздаст каждому по делам его: праведным — Царство небесное и красоту неизреченную, веселие без конца и чтобы не умирать им во веки; грешникам — мучение огненное, и червь неусыпающий, и мучение без конца. Эти мучения ожидают тех, кто не верует в Бога нашего Иисуса Христа; будут в огне мучиться те, кто не крестится».

Произнеся это, философ показал Владимиру «запону» (то есть завесу, полотнище) с изображением Страшного суда: справа были нарисованы праведники, идущие с веселием в рай, слева — грешники, идущие на мучения. «Владимир же, вздохнув, сказал: “Добро тем, кто справа, горе же тем, кто слева”. И сказал философ на это: “Если хочешь справа с праведниками стоять, то крестись!”»

Историки прошлого и настоящего по-разному отнеслись к «Речи Философа». Когда-то ее считали подлинным греческим сочинением, записью речи греческого проповедника, действительно обращавшегося к князю Владимиру, позже — сочинением самого летописца. В настоящее время, кажется, можно признать доказанным, что «Речь Философа» написана не на Руси и искусственно внесена в летописный текст. Достаточно сказать, что в «Речи» использована иная система летосчисления, чем та, что применяется в летописи: рождение Христа отнесено здесь к 5500 году от Сотворения мира[46] (в летописи, в соответствии с константинопольской эрой, — к 5508 году){193}. Исследование языка этого памятника показывает, что он восходит к какому-то греческому антииудейскому полемическому сочинению, переведенному на славянский язык в Моравии или Чехии, а затем отредактированному в Восточной Болгарии, откуда он и проник на Русь{194}. Заметим, что область бытования «Речи» (включая Русь) совпадает с областью распространения кирилло-мефодиевских традиций. Подбор пророчеств относительно исторических судеб евреев и прихода «новых народов», призванных Богом, сближает «Речь Философа» с выдающимся памятником славянской литературы — Житием Константина (Кирилла) Философа, первоучителя славян, в котором подробно рассказывается о «прении» Константина с хазарскими иудеями{195}.

Искусственность включения «Речи Философа» в летопись вовсе не означает, что весь рассказ о проповеди грека является простой выдумкой летописца[47].{196} Составитель летописного сказания, вероятно, воспользовался готовым славянским сочинением, вложил его в уста греческого проповедника. То, что для этой цели был выбран памятник кирилло-мефодиевского происхождения, показательно: лишний раз это обстоятельство напоминает нам о той громадной роли, которую сыграло наследие великих славянских учителей в приобщении древней Руси к христианству.

Но на Владимира увещевания проповедника подействовали лишь отчасти. Блестящая проповедь фека не привела к ощутимым результатам, и это кажется странным. Вместо ожидаемого согласия принять крещение (иначе зачем было вставлять «Речь Философа» в летопись?) из уст Владимира следует более чем осторожный ответ: князь «положи на сердце своем» все сказанное ему, но отвечал: «Пожду еще мало», «хотя испытати о всех верах». С «честью великой» и «дарами многими» философ был отпущен домой. Но ведь «испытание» «о всех верах» уже было проведено! Проповедники из магометан, евреев и латинян уже побывали при дворе князя.

Как видим, Владимир с величайшей осторожностью отнесся к прямым попыткам склонить его к принятию христианства; возможно, подобная тактика выжидания отражает действительные его колебания в выборе веры, а не является лишь литературным приемом, необходимым летописцу для согласования своего рассказа с последующим изложением.

Тем не менее «испытание вер», согласно летописи, действительно продолжилось на следующий год. Под 6495 (987) годом летописец сообщает: «Созвал Владимир бояр своих и старцев фадских и сказал им: “Приходили ко мне болгары, говоря: «Прими закон наш». Затем приходили немцы и хвалили свой закон. За ними пришли евреи. После же всех пришли греки, браня все законы, а свой восхваляя, и многое говорили, рассказывая от начала мира, о бытии всего мира. Мудро говорили они, и чудно слышать их, и каждому любо их послушать. Рассказывают они и о другом свете: если кто, говорят, перейдет в нашу веру, то, умерев, снова воскреснет, и не умереть ему вовеки. Если же в ином законе будет, то гореть ему на том свете в огне. Что вы присоветуете, что ответите?”

И сказали бояре и старцы: “Знай, княже, что своего никто не бранит, но всяк хвалит. Если хочешь разузнать лучше, то вот есть у тебя мужи, пошли их, пусть испытают, у кого какая служба и кто как служит Богу”. И понравилась речь их князю и всем людям…»

Далее, как мы уже знаем, были избраны десять мужей, «добрых и смысленных», которые отправились сначала «в Болгары», а затем к немцам. Ни там, ни там церковная служба посланникам не понравилась. Из «Немец» мужи Владимира пришли в Царьград, где предстали перед «царем».

Надо сказать, что с 976 года (год смерти Иоанна Цимисхия) в Византии правили два императора. Неточное название «царь» как будто обнаруживает фольклорный источник летописного сказания. В дальнейшем же, в соответствии с исторической действительностью, в летописном рассказе появляются уже два «царя» — Василий и Константин. Такое несогласование с несомненностью обнаруживает составной характер летописного рассказа — по-видимому, наряду с фольклорным в нем использован и иной источник, сообщавший о действительных и вполне официальных переговорах между Византией и Русью. Упоминание одного «царя» позволяет сблизить летописное сказание, вернее, один из его источников, с летописным же рассказом об избавлении Владимира от варягов, который читается в «Повести временных лет» под 980 годом.